На главную страницу 

НЕ НАДО ОБЕЗЬЯННИЧАТЬ В ОТНОШЕНИИ К ИНВАЛИДАМ! 

Я живу в провинциальном районе Москвы – в Новогирееве. Мы, жители этого округа, во многом обделены по сравнению с обитателями центра города. Весна у нас начинается недели на две-три позже, чем в центре. Нет, интенсивность солнечного сияния и температура воздуха здесь ни при чём. Просто в то время, когда в центре уже чистые тротуары, у нас ещё вокруг много грязного снега и  столь же грязных луж… Соответственно и осень к нам приходит раньше, так что в целом лето у нас короче на месяц-полтора.

И вот недавно власть решила устранить эту несправедливость и уравнять нас со счастливчиками из центра. Но начала она с выравнивания условий для проживания инвалидов.

Я сам инвалид, но – после двух тяжёлых инфарктов, и пока, к счастью, не инвалид-колясочник, стою на ногах и передвигаюсь самостоятельно. Из квартиры выхожу лишь на непродолжительную прогулку вокруг нашего дома, и обычный тротуар перед подъездом меня вполне для этой цели устраивал.

Но вот усилия власти дали первый результат. Плоский тротуар перед каждым из десяти подъездов дома был сломан и заменён ямкой с цилиндрической поверхностью. Но и это решение не устроило наших благодетелей. Через неделю цилиндрические ямки были заменены ямками двоякой кривизны. У края тротуара со стороны проезжей части они были вровень с проездом, а у начала газона выходили на уровень прежнего тротуара. Тротуар стал напоминать лёгкое подобие американских горок. На протяжении сотни метров приходится десять раз подниматься и спускаться по кривой поверхности.

Лично мне, как и многим людям пожилого возраста, ходить по тротуару стало намного менее комфортно, появился даже риск упасть и сломать себе ногу, руку или шею.

Первое объяснение причин такой реконструкции тротуаров – это начало приспособления нашего дома для нужд инвалидов-колясочников. Оно, правда, не выглядело убедительным. Наш 9-этажный кирпичный дом постройки начала 70-х годов для комфортного проживания таких инвалидов приспособить невозможно. Лестничные пролёты для этого, как и лифты, недостаточно широки, есть и другие неудобства. Но вот что интересно: в доме не проживает ни одного колясочника, и никогда к жильцам дома ни один колясочник не приходил. И вот ради этих мифических колясочников исковеркали наш тротуар, так что шансы получить инвалидность вследствие неудачного падения, особенно когда на улице скользко, у кого-то из тысяч ежедневно проходящих по этому тротуару (а это – идущие в школу или близлежащий популярный магазин и обратно) многократно возросли.

Недавно возникла иная версия целевого назначения ямок двоякой кривизны на нашем тротуаре. Это, оказывается, сделано для удобства слепых (или, как сейчас принято выражаться, слабовидящих). Оказывается, если в этих ямках поместить определённое число  керамических плиточек, соответствующее номеру подъезда, то слепой, идущий с тросточкой, может, постучав ею по плиточкам, узнать, мимо какого подъезда он проходит. Но то ли смета не позволила, то ли производство керамических плиточек разрушено, их так и не поставили, и назначение работ по уродованию нашего тротуара так и осталось неизвестным. Власть выполнила работы, не только не улучшающие, но и ухудшающие условия жизни людей, формально отчиталась о мерах по помощи инвалидам, и успокоилась до очередного указания «сверху» о новых благих начинаниях.  

Я поделился своими суждениями на этот счёт со знающим человеком, и вот что он мне ответил:

Всё это – плод обезьянничанья, попыток «догнать Европу». Но Европа – континент умершей цивилизации, у которой по части быта остались только две заботы: равные для всех (в том числе и для инвалидов) «права человека и выравнивание для всех же уровня комфорта проживания. Денег у неё не счесть, инфраструктура там складывалась веками, и теперь вот надо её ещё приспособить для колясочников, слепых, глухих и прочих инвалидов.

Перед Россией же стоят совсем другие задачи. Страна разорена дотла. Если во время Великой Отечественной войны разрушению подверглись советские земли до Москвы, до Волги и до Кавказского хребта, то либералы, захватившие власть в России в 1991 году, ухитрились без военных действий разорить страну от Балтики до Тихого океана. Нам надо возрождать города и сёла, заново создавать промышленность и сельское хозяйство, научные центры и конструкторские бюро мирового уровня, как и многое другое. А власть, вслед за Европой, занялась обустройством быта колясочников и незрячих.

Это не значит, что об инвалидах не надо заботиться, напротив, забота о них должна быть многократно усилена, но пути решения этой задачи у нас должны быть совершенно иными, чем в Западной Европе. Нам надо идти по пути всё более широкого развития сетей социального обслуживания.

Наши социальные службы уже и сейчас берут определённые категории инвалидов и лиц преклонного возраста под свою опеку. Скажем, социальный работник приходит к такому опекаемому два раза в неделю и по заявке клиента покупает для него продукты в магазине (с последующим расчётом), раз в месяц посещает лечащего врача, получает рецепты и приносит больному лекарства и пр. Есть даже и такие услуги, как сопровождение инвалида на прогулке, стирка белья, уборка помещения и т.д. В конце года инвалиды могут приобрести талоны на социальное такси по льготному тарифу. (К сожалению, и в этой сфере наметилась тенденция к расширению платных услуг, но, надо думать, это явление временное – до устранения либералов от власти.)

В дальнейшем, по мере расширения возможностей государства, можно будет принимать от инвалида заявки и иного рода: на посещение театров, концертов, художественных выставок и т.д., на то, чтобы побывать в гостях у немощных родственников (сначала число таких заявок будет ограничено, скажем, двумя в месяц). И для обеспечения такой возможности вовсе не обязательно перестраивать наши города под нужды колясочников. Получив заблаговременно заявку от инвалида, орган социальной службы направляет к нему двух своих сотрудников, которые помогают ему одолеть лестницы, сесть в машину и добраться до места назначения. При этом должен быть продуман и способ возвращения инвалида домой (мобильные телефоны теперь, слава Богу, есть почти у каждого). В общем, эта задача решаема и без реконструкции наших городов под нужды инвалидов. Конечно, если есть возможность построить интернаты специально для инвалидов, это надо сделать, предусмотрев там все удобства для их обитателей.

Кстати сказать, и отношение к паралимпийским играм должно быть изменено. Сейчас они носят подчёркнуто американский характер. Американцы ценят тех, кто, даже став инвалидом, не смирился со своей участью и, преодолевая себя, всё же участвует в спортивных соревнованиях.

У русских иное отношение к бедам, обрушивающимся на человека. У нас инвалид бывает доволен, если он и при своём увечье находит своё место в жизни. Впечатляет рассказ об инвалиде войны, лишившемся кистей обеих рук. Врачи сделали в его культях разрезы, так что он, после длительных тренировок, мог зажимать ими небольшие предметы. Инвалида пристроили на работу в часовую мастерскую. Разумеется, часов он не чинил. Но когда мастеру нужна была какая-нибудь деталь, он просил этого своего помощника принести её. И тот её приносил. Трудно сказать, что он обрёл счастье. Но он оказался нужен, при деле, в коллективе, получал не только военную пенсию, но и скромный заработок, а с этим уже жить было можно.

Русские вообще очень склонны к подражательству. Кто-то из европейцев даже сказал, что русские, подобно древним римлянам, ничего своего не изобрели, но всё заимствованное усовершенствовали. Это не так, русские первыми изобрели очень многое – и паровую машину, и электрическую лампочку, и компьютер (но не получили на него патента) и пр., не говоря уж об искусственном спутнике Земли и космическом корабле. Но очень многое, действительно, заимствовали у других, однако усовершенствовали так, что часто подражание получалось лучше оригинала.

В допетровской Руси, по сути, не было богатой светской литературы, не было и романа как жанра. Да, русские этот жанр позаимствовали – и написали «Войну и мир» и «Братьев Карамазовых», и весь мир считает эти творения русского гения вершинами мировой литературы. Не было у нас ни оперы, ни балета, мы эти виды искусств заимствовали. Зато теперь на сценах лучших театров мира идут «Евгений Онегин» и «Лебединое озеро»…

Однако есть подражание и подражание. Подражание как творческое соревнование, при котором подражатель создаёт нечто, превосходящее оригинал, - это одно. А тупое подражание, которое надо называть обезьянничеством, - это совсем другое. Подражания российских чиновников европейским образцам чаще всего именно таким обезьянничаньем и оборачиваются.

Михаил АНТОНОВ